Телефон:
8 (925) 517-87-69
Адрес:
Ул. Малая Почтовая, д. 12,
стр. 2 (м. Бауманская)
Каширское шоссе, д. 67,
(м. Домодедовская)

Меню

Голосования

Чем для вас являются занятия боевыми искусствами?



Праздники

Статья по литературе

Японская литература. Размышляя над книгой…

Роман Мелик-Саркисян

Повесть Кавабаты Ясунари «Танцовщица из Идзу»



   Кавабата Ясунари органично сплетает в произведении «Танцовщица из Идзу» традиционные японские и западные художественные элементы. С одной стороны, произведение воспринимается как «другое», рассказывающее о незнакомом и непривычном для европейского человека жизненном укладе. Чему способствует, в частности, наличие большого количества японских слов, обозначающих разные предметы быта: хакама, конгасури, гэта, фусума, сямисэн и прочее. С другой стороны, благодаря реализованному в произведении методу «потоку сознания» и заимствовании концепции дзэн, эта повесть приобретает более широкое художественное значение, чем просто произведение национальной японской литературы. Кавабата создает своеобразный компромисс между традиционализмом и модернизмом, между строгим следованием литературным канонам и экспериментальным подходом к творчеству.

   Творческий путь писатель начинал как представитель группы неосенсуализма . Одними из характерных признаков его творчества являются малый размер произведения («рассказы, величиною с ладонь», как выражался он сам) и «метод потока сознания», очевидно, возникший в его произведениях под влиянием таких западных писателей, как Пруст и Джойс. Первый литературный успех начинающему писателю принесла повесть "Танцовщица из Идзу", написанная в 1925 году. Именно о ней дальше пойдет речь.

   В повести рассказывается о студенте, влюбившемся в молоденькую танцовщицу. Два главных персонажа, автобиографический герой и невинная девушка, проходят через все творчество Кавабаты. Очень важным элементом многих его произведений является «культ девственности», о котором писал его ученик Юкио Мисима.
   Условно говоря, повесть начинается in medias res , т.е. сюжет якобы развивается после развязки. На самом деле, это определение не совсем корректно по отношению к данному произведению. События в повести не являются структурной образующей произведения, здесь даже не приходится говорить о развитии действия, поскольку, по сути, действия-то никакого нет.
    Метафоры Ясунари создают особую созерцательную атмосферу, погружаясь в которую читатель все больше и больше чувствует гармонию описываемого автором мира. В этом мире люди и природа составляют единое целое; чувства, эмоции и душевные волнения гармонично сочетаются с безмятежностью и внутренним покоем. 

    Здесь видно влияние учения дзэн, которое в Японии в это время приобрело большую популярность. Дзэн – одна из школ буддизма, сложившаяся в Китае на рубеже V-VI вв. н.э. Это учение проникло в Японию в X-XI вв.; его этические и эстетические принципы оказали довольно сильное влияние на развитие японского искусства. Дзэн, по словам самих представителей данного религиозно-философского течения, – это откровение по ту сторону слов и знаков. Дзэн – не просто созерцание: это образ жизни, который ведет к изменению сознания и приятию цельности мира. В книге "Дзэн и японская культура" есть такие слова:  "Сфера  влияния разных буддийских школ на японскую культуру ограничивалось областью религии. Исключение составляет лишь учение дзэн, пустившее  глубокие  корни во всех областях культурной  жизни японского народа".
  Учение дзэн легко приживалось в новых условиях. Этот феномен можно объяснить тем, что японцы склонны к созерцательному мышлению – такова особенность их национального менталитета, их психологического склада.
   Дзэн отвергает рациональный, аналитический метод познания мира: согласно его учению, мир представляет собой единое, неразрывное целое, и все его элементы гармонично сосуществуют друг с другом. Вследствие его неделимости, цельности суть его феноменов может быть осознана лишь внезапно, интуитивно – так гласит дзэнский принцип «озарения». Среди прочих особенностей этого направления для нас важно выделить два.
   Во-первых, дзэн начисто отвергает концепцию антропоцентризма, т.е. он не отводит человеку никакой принципиальной роли в природной нише. Здесь можно усмотреть некоторое сходство с руссоистскими идеями XVII века, идеями о естественном, природном начале человека. Человек – всего лишь один из природных элементов, который живет по таким же законам, что и другие.
   Во-вторых, в искусстве дзэн  истинная природа вещей не может быть объяснена с помощью слов, человеческого языка, поэтому очень важным компонентом становится умолчание, недосказанность.    Эти две вещи нашли свое отражение в повести «Танцовщица из Идзу».
Это произведение скорее созерцательного характера, чем событийного; самую важную роль здесь играет описание чувств и природы, которые гармонично оттеняют друг друга:


   – А вон там наш остров Осима! Такой большой, как посмотришь. Приезжайте к нам, хорошо? – попросила танцовщица. 
   Оттого ли, что осеннее небо было необычайно ясным, над морем, там, где подымалось солнце, витала, словно ранней весной, легкая дымка.


   Вместо ответа на реплику Каору автор описывает пейзаж, который открылся глазам героев. Таким образом, реальный автор дистанцируется от своего alter ego, отделяется от его сознания и переходит на более объективный, панорамный уровень. Это и есть отказ от концепции антропоцентризма, о чем шла речь выше. Кстати говоря, этот эффект объективности повествования иногда еще подчеркивается тем, что главный герой замечает вокруг себя некоторые вещи, которые либо не предназначены для его глаз и ушей, либо о существовании которых он не может знать наверняка, но тем не менее уверен, что обстоит все именно так, как ему кажется. Приведем пример:


   Они были всего лишь бродячие артисты, отбросы общества, но я об этом и думать забыл. А они, казалось мне, глубоко, всей душой поняли и ощутили, что нет у меня к ним ни поверхностного любопытства, ни презрения, а чувство искренней дружбы.


Кавабата очень любит описывать эмоции героев через остранения и недоговорки (в японском этот прием называется едзё):


   Голос звучал так искренно... В немногих словах по-детски откровенно выплеснулось сердечное чувство. Она заставила меня по-настоящему поверить, что я хороший человек. Радостно глядел я на облитые светом горы. В глубине век что-то слегка пощипывало.

   В кинематограф я пошел один. Женщина-рассказчик давала пояснения при свете фонарика. Скоро мне надоело смотреть, и я вернулся в свою гостиницу. Опершись локтями на подоконник, я долго глядел на ночной город. Улочка была темная. Мне чудилось, что издалека еле доносится стук барабана. И вдруг закапали беспричинные слезы.


   Здесь нет рациональных объяснений чувствам своих героев – автор вообще никак их не комментирует, предоставляя читателю возможность самому разобраться в мотивах их поступков либо в отсутствии оных. В таком виде, без разъяснений и авторских комментариев, все – характеры героев, их мысли, чувства, переживания – выглядит значительно более абстрактно и, как следствие, многогранно.

  Как в реальной жизни, в которой, наверное, ни один феномен не может быть однозначно трактован, без возможности какой-либо альтернативной интерпретации. В этом отношении данная повесть немного напоминает прозу Чехова, где все строится на деталях, по которым читатель составляет свое собственное представление о картине происходящего. Никаких авторских отступлений, никакого навязывания идей – только действительность в чистом ее виде, со всеми ее феноменами, которые могут быть интерпретированы как угодно. Кстати, в поэтике произведений Чехова также очень важную роль играет природа, через описание которой автор пытается раскрыть характеры своих героев, их мысли и чувства. Природа – ключ к пониманию человеческой души, поскольку человек является ее частью и неразрывно с ней связан.

   «Танцовщица из Идзу» - повесть с открытым финалом. Читая последнюю сцену, мы все ждем, когда же что-то произойдет: Каору кинется в объятия студента, или студент не захочет плыть на пароходе, или его остановит Эйкити, или еще что-нибудь в этом роде. Но ничего не происходит – главный герой садится на теплоход и уплывает, даже толком не попрощавшись с танцовщицей. Этим Кавабата подчеркивает свое нежелание навязывать читателю социальные и литературные стереотипы, сводить произведение к какой-то морали, пропагандистскому жесту. Здесь нет никакого романтизма в привычном для нас смысле этого слова, скорее, это ближе к сентиментализму, поскольку чувства и эмоции как часть человеческой натуры в этой повести – главное, то, что связывает человека с окружающим миром.

Оставить свой комментарий можно в соответсвующей теме нашего Форума.

скачать софт
Copyright © Kendo-Katori.ru, 2009 — 2016
{ads}